– Завтра в девять утра, – говорит мистер Грант, вновь возвращаясь к делу.
Интересно наблюдать, как он становится то серьезным, то непринужденным. Он похож на человека, который прячется за костюмом и письменным столом. Невольно задаюсь вопросом: он вообще когда-нибудь расслабляется? Шутит, смотрит дурацкие телешоу, напивается так, что говорит что-то неподобающее? Я бы заплатила за то, чтобы увидеть такое.
Бо совсем не похож на него. Бо – настоящий, сырой, если можно так выразиться. Он слегка грубоват, и возможно, именно это и привлекло меня в нем в первую очередь. Мы встретились в кофейне, где он некоторое время работал, – до того, как дома у него что-то случилось и он перестал приходить на работу, за что его и уволили. Но что именно случилось, он никогда мне не рассказывал.
Но я осталась с ним. Пыталась склеить его из осколков, потому что думала, что если смогу любить его, несмотря на все неурядицы и проблемы, то буду вознаграждена любовью, еще более сильной и опьяняющей, чем до этого. Я ошиблась. Он не благодарил меня за то, что я не бросила его в самые тяжелые минуты, а вместо этого, когда казалось, что его жизнь начала налаживаться, обвинял в разных мелочах. Я не была клеем, который скреплял его. Я была клеем, который связывал его с прошлым.
После работы отправляюсь прямиком в торговый центр, потому что у меня ни черта нет из того, что обычно носят секретарши. Я представляю себе шелковую блузку и юбку-карандаш и именно это и собираюсь купить. Увы, отыскать их оказалось намного сложнее, чем я ожидала.
Но в конце концов я что-то нахожу. Черная юбка-карандаш из полиэстера, в которой – даже я вынуждена это признать – моя задница выглядит на миллион долларов, и почти прозрачная белая блузка. А затем, просто прикола ради, я захожу в магазин нижнего белья и покупаю шикарный черный бюстгальтер с трусиками и пояс с подвязками, которые держат мои высокие чулки. Покупать нижнее белье для новой работы – это, конечно, излишество, но у меня как раз такое настроение. Кроме того… учитывая то, что я знаю про его бизнес, я хочу чувствовать себя сексуально.
Стоя перед зеркалом в примерочной, разглядываю себя и думаю о том, что сказал Эмерсон в своем кабинете. Действительно ли у большинства людей есть тайные извращения, в которых они боятся признаться? Думаю, да. Просто многие считают эти тайные желания неправильными и греховными, но что в них плохого? Я имею в виду… раньше я никогда не считала себя сексуальной, но сейчас, когда смотрю на свои округлые изгибы, на упругий живот, мне нравится, как я выгляжу. Я вижу нечто сексуальное, чего никогда раньше не замечала. Моя задница – тугая и круглая, а полные бедра выглядят в этих чулках очень даже соблазнительно.
Что плохого в том, чтобы быть чьим-то домашним любимцем, подчиненным или рабыней? В игровом смысле, конечно. Пока это происходит по обоюдному согласию и оба получают от этого каждый свое удовлетворение. Я не понимаю, почему это такое табу.
Не собираюсь корить себя за то, что хочу вновь испытать то, что чувствовала, стоя на коленях перед ним. Такой мужчина, как Эмерсон… Я могла бы быть той девушкой.
Я имею в виду… в фантазиях в моей голове, конечно. Он просто нанял меня для работы с документами – ведь для других вещей ему вряд ли нужна такая как я.
Во-первых, его мир настолько далек от меня, что с таким же успехом он может жить в космосе. Эмерсон Грант наверняка не встречается с женщинами, которые живут в гостевом домике у бассейна своей матери. Он взрослый, красивый и богатый мужчина. Держу пари, что девушек разводят для него специально. Они, вероятно, не грызут ногти и не едят жареную пищу, и уж точно не берут свою младшую сестру покататься на роликах каждую субботу вечером. Я же покупаю нижнее белье в «Target», а на шампунь дороже шести долларов не смотрю вообще.
Во-вторых, он отец Бо. Это странно. И неправильно. Бо рехнулся бы, если бы узнал. Я почти уверена, что он взбесится, если ему станет известно, что я берусь за эту работу. Но меня больше не колышет, что там нравится Бо.
Кстати, он вообще знает о компании своего отца? Конечно, как же иначе? Возможно, поэтому он его не любит. Должно быть, не одобряет. Думаю, это имеет смысл.
После покупки нижнего белья я трачу весь чек на одежду для своей новой работы.
Шагая по торговому центру с восемью пакетами в руках, замечаю знакомую походку. Бо идет по проходу от фуд-корта к магазину видеоигр. Он… с девушкой.
Я не успеваю ни остановиться, ни свернуть в другую сторону. Бо замечает меня. Наступает момент, когда мы смотрим друг на друга и оба жалеем, что встретились взглядами. В этот момент было бы слишком глупо развернуться и пойти в разные стороны. Так что я продолжаю идти, пока мы не оказываемся всего в паре шагов друг от друга.
– Бо, привет, – бормочу я, поправляя пакеты, ручки которых пережимают мне запястья.
– Привет, Чарли! – без особого энтузиазма здоровается он. – Это Элла.
Я неловко машу ей.
– Ты ходила по магазинам, – говорит он, и я опускаю взгляд и вижу перед своим животом огромный пакет с нижним бельем.
– Ну да, у меня новая работа, – отвечаю с гордостью. Да-да, вы правы, я собираюсь немного похвастать, даже если и не стану раскрывать, где находится эта работа и кто мой босс.
– Что за работа?
– Ммм… должность секретаря.
Он фыркает, улыбается, и я чувствую, как на меня накатывает прохладная волна разочарования. Затем Бо снова смотрит на розовый пакет с бельем, и его брови ползут вверх.
– Тебе нужно что-то из этого магазина для твоей новой работы?
– Нет. Это только для меня.
Девушка рядом с ним явно чувствует себя не в своей тарелке, но мне все равно. Наверное, она не в курсе, что на прошлой неделе Бо был моим. Хотя, может, и знает.
– Кстати, ты забрала тот чек у моего отца? – спрашивает он.
– Да, – быстро бормочу я, изучая выражение его лица, как будто из этой небольшой информации он мог неким образом догадаться, что я решила стать новой секретаршей его отца.
– Ну так что? – спрашивает он, глядя на меня так, будто чего-то ждет.
– Что именно?
– Где моя половина? Ты что, издеваешься надо мной?
– Она у твоего отца, Бо. Если хочешь, иди и возьми.
Он стискивает зубы и смотрит на меня так, словно уже потерял терпение. Мне хочется сбежать. Я ненавижу то, как Бо заставляет меня себя чувствовать: как будто я потерпела неудачу, еще даже не попытавшись. Как будто я не что иное, как вечная недотепа, независимо от того, пыталась ли я вообще произвести на него впечатление.
Он хватает меня за руку и отводит в сторону, чтобы мы не мешали покупателям в торговом центре.
– Чарли, ты же знаешь, я не разговариваю с отцом. Если ты поехала и взяла у него деньги, то где мои?
– Он отдал мне мою половину залога, Бо. Что мне причиталось, то я и взяла. Так что сам получай свою половину.
– Бо… – окликает его Элла с середины широкого прохода, но он лишь вскидывает руку.
– Господи, Чарли! Ты должна была взять целиком весь чек, чтобы я мог получить свое. Ты же… Тьфу!
Примерно на середине этого предложения мне приходит в голову, что я больше не обязана стоять и слушать его. Я ему больше не принадлежу и ничего ему не должна. Поэтому, прежде чем он успевает закончить то, что говорит, я поворачиваюсь и ухожу. Я не огрызаюсь и не говорю ему, каким глупым ничтожеством он заставляет меня почувствовать себя. Но когда я добираюсь до выхода из торгового центра и слышу, как он кричит мне вслед, мне приходится сдерживать слезы.
Как только я остаюсь одна, становится чуть легче. Однако его голос все еще звучит в моей голове, постоянно напоминая, какая я никчемная.